Игор Вукич: "По сравнению с Голым островом и ГУЛАГом Ясеновац был санаторием"

«Сегодня, когда я читаю о ГУЛАГе или о Голом острове, мне кажется, что Ясеновац был санаторием по сравнению с этими лагерями. Возьмите меня в свидетели».

Так в декабре 1998 года Иван Шоштарич, бывший заключенный из Ясеноваца, написал в рождественской открытке адресованной Динко Шакичу, бывшему коменданту лагеря Ясеновац.

В тот момент Шакич находился в заключении в тюрьме Реметинец, в Загребе, в ожидании судебного процесса, который, как он надеялся, будет для него справедливым. В этом году исполнилось двадцать лет с того судебного разбирательства.

Текст об Иване Шоштариче, который в конечном итоге так и не предстал в качестве свидетеля по делу о бывшем коменданте лагеря Ясеновац Динко Шакиче был впервые опубликован в «Хорватском еженедельнике» в октябре 2015 года хорватским историком, журналистом и политологом Игором Вукичем, секретарем «Общества по исследованию тройного лагеря Ясеновац».

Рождественская открытка Ивана Шоштарича адресованная Динко Шакичу

Ясеновац был санаторием по сравнению с Голым островом и ГУЛАГом

Текст о бывшем ясеновацком заключенном Иване Шоштариче, который собиралась дать свидетельские показания в пользу Динко Шакича был опубликован в «Хорватском еженедельнике» в октябре 2015 года.

«Сегодня, когда я читаю о ГУЛАГе и о Голом острове, мне кажется, что Ясеновац был санаторием по сравнению с этими лагерями. Возьмите меня в свидетели». 

Так в декабре 1998 года написал Иван Шоштарич, бывший узник Ясеноваца, в рождественской открытке направленной им Динко Шакичу, бывшему коменданту лагеря Ясеновац. В тот момент Шакич находился в заключении в тюрьме Реметинец, в Загребе, в ожидании судебного процесса, который, как он надеялся, будет справедливым. 

Несмотря на все усилия его адвокатов, Ивана Керна и Бранко Шерича, процесс для Шакича окончился обвинительным приговором. Иван Шоштарич в конце концов так и не предстал перед судом в роли свидетеля. В материалах дела, собранных при подготовке к тому судебному процессу есть от руки написанные о Шоштариче слова: 

«Не пожелал давать показания, хотя вначале предложил себя на роль свидетеля».

На данный момент не установлено кто написал эту фразу, которая говорит о том, что по каким-то причинам Шоштарич потерял желание дать свидетельские показания. Возможно, что он подвергся давлению со стороны тех политических кругов, к которым сам когда-то принадлежал. 

Иван Шоштарич, родившийся в 1924 году, был во время войны секретарем руководства т.н. «Объединенного союза антифашистской молодежи Хорватии». Эта группа организовывала пропагандистско-террористические акции против Независимого Государства Хорватии и ее союзников, но помимо изготовления листовок, это означало также и уничтожение телефонных столбов, минирование железных дорог и аналогичные действия.

В апреле 1944 года Шоштарич в качестве делегата был направлен в городок Дрвар на 2-е заседание «Объединенного союза антифашистской молодежи Югославии, USAOJ», родственной югославским коммунистам молодежной организации. По дороге он был арестован и доставлен в тюрьму на Джорджичевой улице в Загребе. После короткого расследования было принято решение о его интернировании в концентрационный лагерь с максимально возможным в его случае наказанием в три года. В мае на обычном поезде Шоштарич был доставлен в Окучаны, а затем оттуда на автобусе для заключенных в Старую Градишку.

В лагере новых заключенных встретил усташский поручик, который спросил у меня за что я сюда интернирован. «Я ему ответил, что являюсь членом антифашистской молодежи Хорватии, а он мне на это ответил, что усташи — не фашисты. Он полистал мои бумаги и увидел, что я гимназист и что я три года учился в семинарии в Загребе, а он в свою очередь оказался недоучившимся студентом из Широкого Бриега под Мостаром. Он осмотрел всю нашу комсомольскую группу, развернулся и ушел», рассказывает Шоштарич в своих воспоминаниях, которые он написал в 1987 году. В Старой Градишке Шоштарич работал в отделочной бригаде строительной группы. Он получал посылки из дома и писал письма. Описывая время, проведенное им в Градишке, Шоштарич не упоминает никаких насилий над заключенными или убийств.

Наибольшее количество заключенных было из Загреба, Загорья, Славонии... (то есть мест с преоблодающим большинством хорватского населения)

В августе 1944 года, по словам Шоштарича, заключенные подготовили мятеж. Но вместо этого в сентябре пришел приказ администрации о том, чтобы все заключенные собирали свои вещи, так как их должны были перевести из Градишки в Ясеновац. «Инвалидов без ног и с протезами поместили на крестьянскую повозку. Каждый заключенный нес с собой свое скудное имущество, некоторые тащили с собой подушки, одеяла, военные ботинки...», описывает переезд Шоштарич. 

В Ясеноваце Шоштарич также работал строителем. Его группа копала дренаж для большого гаража, который строился в месте, где шел ремонт моста через Саву, чтобы по нему могли проходить грузовики и другая тяжелая техника. В январе 1945 года Шоштарич заболел брюшным тифом, однако его вылечили в лагерной больнице. В феврале 1945 года вместе с большим количеством других ясеновацких узников Шоштарича отправили в лагерь Штрассхоф под Веной, а потом в один из лагерей под Линцом. Перед отправкой из Ясеноваца на территорию Рейха всех заключенных сфотографировали на паспорта, а также выдали всем заключенным немецкие трудовые договора, в которых была указана сумма заработанной платы и количество дней отдыха. В мае 1945 года лагерь в Линце был освобожден американскими солдатами. После этого заключенные отправились в советскую военную зону, будучи «очень взволнованными от предстоящей встречи с представителями первой в мире страны коммунизма». Здесь Шоштарича ждало первое разочарование. Советский капитан увидел среди заключенных группу из десятка бывших узниц родом из Словении. Он приказал: мы вас освободили, дайте нам девушек... Но вовремя появился военный патруль, поэтому инцидент в тот раз был вовремя предотвращен. 

В конце восьмидесятых годов Иван Шоштарич начал ясно осознавать, что следует незамедлительно рассказать о реальном положении дел в лагерях Стара Градишка и Ясеновац, так как в это время сербские пропагандисты начали еще более энергично использовать миф о Ясеноваце для «разборок» внутри Югославии. Вероятно, что еще более усилило желание Шоштарича рассказать правду о Ясеноваце начало Отечественной войны в Хорватии в 1991 году. В письме газете «Večernji list» в 1995 году Шоштарич описал, как бывшие узники Ясеноваца регулярно встречались в клубе одной из загребских компаний. Некая журналистка им тогда заявила: «Такого быть не может, чтобы вы, как хорваты, были в Ясеноваце, так мне мои соседи с Кордуна (регион в центральной части Хорватии с большим процентом проживающего там сербского нсаеления) рассказывали, что в лагерях были только сербы». В другом письме Шоштарич процитировал слова своего друга, который, будучи гимназистом, побывал в тюрьмах королевской Югославии, как студент был в Ясеноваце, а как профессор попал на Голый остров. "На мой вопрос, где было хуже всего, он ответил мне: Ясеновац был санаторием по сравнению с Голым островом", - писал Шоштарич. 

В своем обзоре Ясеноваца написанном в 1987 году Шоштарич отметил, что в Градишке и Ясеноваце больше всего заключенных было из Загреба, Хорватского загорья, Славонии, Подравины (то есть из мест с почти поголовно хорватским населением) и только уже потом по численности шли узники из Боснии, Бании и Кордуна (где было традиционно много сербов). За время своего пребывания в Ясеноваце он видел всего лишь одну казнь. Дело было в октябре 1944 года и речь идет о повешении троих заключенных, которые пронесли в лагерь газету и начали призывать остальных узников к восстанию, так в это время в Югославию вошли русские. О том же самом рассказывали и другие заключенные, бывшие в Ясеноваце в то же самое время, описывая, что судьба этой троицы была решена администрацией лагеря в рамках дисциплинарного регламента. 

Кроме того, Динко Шакича в момент той экзекуции вообще не было в Ясеноваце, так как 1 октября он был переведен в Загреб на другую должность и в лагерь больше никогда не возвращался.

Показания Ивана Шоштарича могли оказаться очень важными для защиты Шакича, поскольку он был готов предоставить суду массу информации о том, какими в реальности были условия жизни заключенных. Другие свидетели, которые были заслушаны на процессе, были в основном членами коммунистических послевоенных структур и говорили о лагере в стиле пропагандистских брошюр изданных о Ясеноваце сразу после войны. Их свидетельства были приняты советом суда города Загреба и внесены в приговор, с чем согласились и суды высшей инстанции, которые рассматривали апелляции Шакича. 

Суд попросил «не беспокоить свидетелей»

Иван Шоштарич

Адвокаты Динко Шакича сделали все от них зависящее в тех обстоятельствах. В своих заключительных словах они нивелировали показания ангажированных коммунистических свидетелей нарисова реальную картину происходившего в лагере Ясеновац, но их выступления были скрыты от широкой общественности. И большой вопрос — сможет ли кто-либо опубликовать их сегодня.

Адвокатам Шакича даже отказали в перекрёстного допросе свидетелей, которые постоянно путались в своих показаниях и давали совершенно противоположные ответы об одних и тех событиях основанные на «личных воспоминаниях». В ходе некоторых экспертиз адвокатам удалось серьезно пошатнуть показания свидетелей. Например, свидетель рассказывает о тяжелых условиях жизни в лагере, а кто-то из адвокатов Шакича спрашивает у него лечил ли он в лагере зубы? «Какие зубы, мы были там без всякой медицинской помощи», следует ответ. После этого адвокат достает и предъявляет аутентичный лагерный документ, в котором значится, что данный свидетель прошел медицинский осмотр, затем ему запломбировали больной зуб а после контролировали процесс заживания этого зуба. 

В конце-концов свидетель признается, что та пломба до сих пор стоит у него в зубе, спустя 55 лет как была поставлена в условиях лагеря.

Обычно при таких уточняющих вопросах суд прерывал адвокатов словами, что не нужно пытать свидетелей, которые находятся в преклонном возрасте. А сами свидетели, получающие неудобные для них вопросы, тут же начинали ссылаться на слабую память и желание забыть ужасы лагеря. Шоштарич, по всей видимости, был человеком другого характера. По возвращению из Австрии в 1945 году он отказался от предложенного ему места работы (многих бывших заключенных пристраивали на службу в армию, полицию, на работу в дипломатической службе или в государственных компаниях) и продолжил самостоятельно получать образование и самостоятельно пробиваться в жизни. Он закончил Факультет внешней торговли, работал в нескольких компаниях, дольше всего в фармацевтической «Пливе» с 1967 года. В своем заявлении 1987 года Шоштарич набрался смелости сказать, что усташка Майя Буждон в Старой Градишке была очень элегантна и по его мнению очень физически привлекательна. В открытке на Божич (Рождество) он пожелал своему бывшему тюремщику, Динко Шакичу и его супруге Наде хорошего здоровья и счастья. Выступление Шоштарича перед загребским судом, бесспорно, было бы очень интересным, но даже уже одно его желание дать показания в защиту коменданта концентрационного лагеря времен Второй мировой войны можно без сомнения назвать из ряда вон выходящим событием в мировом масштабе.

В лагеря в Старой Градишке существовали как мужской, так и женский хор.

Паспорт, с которым Шоштарич из Ясеноваца был направлен на работу в Германию

Иван Шоштарич был не единственным потенциально-неудобным свидетелем для обвинения. В рамках подготовки к процессу полиция и государственные прокуроры в 1998 году заслушали ряд бывших заключенных, но в конечном итоге решили позвать в суд только некоторых из них. Среди них был Мийо Топляк, который рассказал обвинителям, что работал в лагере в культурной секции и пел в церкви. Это свидетельское показание относится к лагерю в Старой Градишке, в котором Динко Шакич одно время также входил в состав администрации. Топляк сказал, что в лагере существовал и мужской, и женский хор. Про Шакича он заявил, что тот «был справедливым человеком». Свидетель Люба Блазина детально описала сельскохозяйственные работы на экономиях Старой Градишки и Ясеноваца. Она была в этих лагерях с 1942-го до 1944 года. В Старой Градишке она не видела никаких злоупотреблений по отношению к заключенным. На прямой вопрос окружного государственного прокурора о том, знает ли она что-нибудь о массовых ликвидациях, свидетельница ответила, что ни о чем подобном не слышала и не видела. Единственное, что она вспомнила, это то, что одна из женщин-заключенных сумела сбежать из церкви в одно из воскресений, когда они были на службе. 

На главное слушание не пригласили даже легендарную антифашистку-комсомолку Паву Молнар, которая работала в швейной мастерской и чинила усташам форму, и чьи разговоры могла постоянно слышать. Также она работала в лагерном магазине, а иногда обыскивала вновь прибывших в лагерь заключенных. Она не видела и не слышала о массовых ликвидациях. Совсем не случайно, что в суд не был приглашен Андрия Томашек, который как член коммунистического движения был интернирован в Стару Градишку в 1943 году. Там он пел в церкви и писал музыку для хора, пока не был отпущен домой в мае 1944 года вместе с еще 110 узниками. Иван Вук описал несколько случаев, в которых были расстреляны узники, но также он и объяснил, что это было наказанием за побег или по аналогичным причинам, а смертникам перед расстрелом в обязательном порядке зачитывался приговор.

https://nibelungen74.livejournal.com/144301.html